Власти Сербии долго искали Ратко Младича. Но после ареста события развивались стремительно: в течение нескольких дней президент страны Борис Тадич оперативно принял решение о передаче Младича в Гаагский трибунал и разъяснил народу, почему он идет на этот шаг. Судя по опросам, для большинства сербов Младич – и сегодня герой. В Белграде Тадич рассказал, что на риск его ведет большая мечта – примирить населяющие Балканы народы.

- Президент Тадич, мой первый вопрос Вас, конечно, не удивит: 16 лет человек был в бегах, 11 лет из них он скрывался на сербской территории. Что Вы можете сказать тем, кто обвиняет Вас в промедлении?

- Ответ очень простой, и то, что произошло, я объясню в двух словах. 16 последних лет мы жили при разных правительствах. Мы прошли через демократическую революцию. Итак, 16 лет назад у власти был Слободан Милошевич, и Ратко Младич до 5 октября 2000 года чувствовал себя абсолютно свободно. Власти ему покровительствовали и его защищали. Это совершенно ясно. Сербия пережила немало политических перипетий, но, в конце концов, когда был сформирован мой кабинет, мы создали новый Совет национальной безопасности, начали реформы. Затем мы задержали Радована Караджича, а два с половиной года спустя – и Ратко Младича.

- Я читала статью, в которой приводилось такое сравнение: поиск военного преступника это как ожидание автобуса. Вы можете долго промаяться на остановке, а затем подойдут сразу два автобуса. В статье приводились примеры с преследованием Усамы бен Ладена и Младича. Что Вы можете сказать об этой автобусной метафоре? Тем более, что Вас, как и президента Обаму, подозревают в возможности влиять на функционирование расписания…

- Это неправда, больше тут сказать нечего. В интересах Сербии было как можно раньше выполнить свои обязательства. Каждый дополнительный день расследования приносил нам лишь новые заботы и тяготы. Мы заплатили слишком высокую моральную цену в этой истории. На международной арене мы потеряли немало потенциальных инвесторов и партнеров. Итак, с политической точки зрения, мне было бы гораздо выгоднее завершить поимку Младича до того, как европейские страны начнут переговоры о дате нашего возможного вступления.

- Я видела соцопрос, который – при всем моем осторожном отношении к подобным исследованиям – я процитирую: итак, незадолго до ареста Младича лишь 34% сербов считали, что этот человек должен быть предан суду. 80% опрошенных заявили, что знай они местонахождение Младича, они бы его не раскрыли. Как Вы решились передать его в Гаагу в контексте таких вот настроений?

- Если вы, будучи политиком или президентом, опираетесь на соцопросы, вам лучше работу сменить. Я не говорю, что Младич – это только события в Сребренице; я не говорю, что он не защищал простых сербов, живущих в Боснии и Герцеговине. Он их защищал. Я знаю также, что во время войны экстремистов хватало на всех фронтах. Однако события в Сребренице дали основания для выдвижения обвинений столь серьезных, что заниматься ими могут только в Гааге. И только честный процесс на таком уровне может пролить свет на случившееся. Я лично вижу ситуацию именно так. К тому же, выдав всех обвиняемых, мы, без сомнения, создаем почву для улучшения взаимопонимания и примирения между балканскими странами.

- Сейчас, когда Младич и Караджич в Гааге, главным препятствием на пути Сербии в ЕС остается косовский вопрос. Вы полагаете, рано или поздно Сербии признает независимость Косова или пойдет, по крайней мере, на нормализацию отношений?

- Я не думаю, что власти ЕС будут пытаться заставить меня признать независимость Косова. Потому что подобные попытки обречены на провал… В то же время, я не думаю, что Сербия захочет привнести новый конфликт в ЕС. Именно поэтому мы вместе с 27 странами ЕС подготовили проект резолюции о начале диалога с Приштиной; этот документ увидел свет в рамках прошлогодней летней Генеральной ассамблеи ООН. Вариантов решения вопроса немало, но все они должны быть согласованы сторонами. И та сторона также должна демонстрировать большую гибкость, смелость, готовность к нестандартным поворотам. Если же мы будем оставаться косными и медлительными, то решения проблем, которым больше ста лет, мы не найдем. Признаюсь, что я не слишком-то рад оказаться в самой гуще всех этих вековых проблем Балкан, я не повинен в их возникновении и я всегда начинаю с того, что прошу всех помнить о законных интересах моей страны.

Мы – члены ООН, давние члены. Мы – древняя страна и у нас есть суверенные интересы. У нас есть национальная идентичность и ее основы – в Косове. Мы готовы к диалогу и поиску решения.

- Однако это явно будет непросто…

- А что - просто? Найти Младича было просто? Арестовать Слободана Милошевича? Или, может быть, Радована Караджича? Речь ведь идет о бывших президентах Сербии, лидерах республики Сербской, генералах той войны. У нас все сложно и все сопряжено с риском. Но я готов рисковать, если цель разумна и перспективна. А у нас именно такие цели: найти решение вопросов, препятствующих разрядке напряженности в регионе; разработать стратегию, которая однажды приведет все населяющие Балканы народы в ЕС.