Он отвечает за хорошие отношения Франции с соседями: статс-секретарь по европейским делам  Пьер Лелуш координирует огромный перечень важных для внешней политики своей страны и Европы в целом вопросов. «Тлеющие» конфликты в соседних регионах, перспективы дальнейшего расширения ЕС – всё это в компетенции Лелуша. Он не часто встречается с журналистами, ссылаясь на занятость. Однако для Euronews он время нашел.

-  Добро пожаловать на Евроньюс.

-  Добро пожаловать к нам, в Министерство иностранных дел.

-  Не за горами вторая годовщина  российско-грузинского конфликта. Франция и лично президент Саркози приложили немало усилий, чтобы погасить военное противостояние в августе 2008 года. В каких отношениях с участниками конфликта Франция сегодня, учитывая, что ситуация вокруг Южной Осетии и Абхазии так и не сдвинулась с мертвой точки?

-  И мы очень сожалеем об этом! Что касается Грузии, то мы, конечно, продолжаем оставаться с ней друзьями. Кстати, мы сегодня – единственная сила со стороны, не русские и не грузины, представленная на грузинской территории. У истоков этой европейской инициативы в регионе стояла Франция. Совсем недавно президент Саакашвили приезжал в Париж. 15 июля в Батуми начинаются переговоры по соглашению об ассоциации Грузии и ЕС. Что касается абхазского и осетинского анклавов, то они – часть Грузии. И только так. Их независимость, провозглашённая на местном уровне и признанная Россией, для нас не имеет никакой юридической силы. К тому же я убеждён: давать территориям, входящим в состав суверенного государства, такой вот фальшивый  суверенитет – большая ошибка. Так создаются прецеденты, не нужные никому. Абсолютно никому. И в Москве есть люди, которые это понимают.

-  Франция – сопредседатель Минской группы, занимающейся Нагорным Карабахом. Довольны ли Вы сотрудничеством с двумя другими председателями – Россией и США – в вопросе урегулирования конфликта, «тлеющего» уже много лет?

-  Причина «тления» конфликта – в перипетиях внутренней политики прежде всего. Мы, со своей стороны, стараемся привлечь внимание к проблеме и журналистов, и местных политиков, причем как с армянской, так и с турецкой стороны. Мы всячески поддержали инициативы турецкого президента Гюля в области «футбольной дипломатии» с Арменией. Стороны даже заключили соглашение, которое, к сожалению, не было ратифицировано. Мы очень хотим, чтобы стороны нашли компромисс через диалог. Это касается и Азербайджана – государства с мощным экономическим потенциалом. Кроме того, конфликт рождает беженцев, и для них тоже нужно найти решение.

-  Инициативы Турции в отношении этого регионального конфликта могут помочь, на Ваш взгляд?

-  Я уже давно прошу турок открыть сухопутную границу с Арменией. Как вы знаете, воздушное сообщение между странами  действует. Так вот, это прежде всего в интересах самой Турции – открыть границу с Арменией, не  делать из нее анклава. Так что, я жду от Турции этого шага, понимая, что для страны он непрост, учитывая её этническую и религиозную солидарность с Азербайджаном, а также неснятую проблему беженцев.

-  На последнем саммите ЕС - Россия поднимался вопрос об отмене виз. Чем этот шаг интересен для европейцев? Каковы перспективы и главные сложности на пути реализации этого проекта?

-  Послушайте, мы исходим из того, что «холодная война» окончена, и Россия – дружественная нам страна.  Чтобы вопрос с визами стронулся с мёртвой точки, процесс должен идти симметрично, в обоих направлениях. У нас нет никаких возражений в отношении безвизового въезда россиян в Европу. Но только, если аналогичные условия будут предложены и европейцам в России.

-  А это не так?

-  Знаете, у меня складывается впечатление, что именно об этом и придётся вести переговоры.

-  Политика сближения Москвы и Вашингтона, судя по всему, развивается удачно, несмотря на недавние осложнения. Не опасается ли Евросоюз оказаться в этом случае на обочине?

-  Хочу процитировать вам моего бывшего преподавателя Киссинджера. Он говорил: когда русские и американцы сотрудничают, европейцы боятся. Когда же они ссорятся, европейцы всё равно боятся. Россия и Европа сегодня имеют сходные стратегические задачи: борьба с терроризмом, распространением оружия массового поражения. Мы должны работать над их решением вместе. С каждым месяцем сотрудничество между Россией и Европой крепнет, разумеется, крепнут и связи с США и НАТО. Но всё же на первом плане диалог Европы и России. Нам нужно положить конец проблемам, наследованным из прошлого века, чтобы начать новую страницу истории.

- Вы только что вернулись из Брюсселя, где полным ходом идет работа по созданию новой европейской дипломатической службы во главе с Кэтрин Эштон. В то же время здесь, в Париже, всё чаще говорят о снижении влияния французского МИДа. По-Вашему, эти два события связаны?

-  Речь идёт о совершенно разных вещах. Для начала, я вообще не в курсе разговоров о кризисе влияния французской дипломатии. Никакого отношения к созданию европейской  дипломатической службы это в любом случае не  имеет. Париж с самого начала поддерживал формирование такой службы. Мы находимся ещё в самом начале пути. Осенью будет сформирован  штаб, ядро службы, в дополнение к существующим делегациям ЕС – по сути, посольствам. Полагаю, что на полное создание службы уйдут 2-3 года. За это время новая структура наберёт силу и найдёт своё место в существующей дипломатической сети посольств стран ЕС, которые будут продолжать свою миссию.

- Как Вы оцениваете текущую ситуацию в ЕС – после вступления в силу Лиссабонского договора о реформах ЕС и кризиса в Греции? Может ли этот кризис повлиять на роль ЕС на мировой арене?

-  Кризис, безусловно, повлиял на всю планету в целом, он изменил расстановку сил. Меня беспокоят темпы экономического роста в Старом Свете, очень низкие – всего 1%. Это в 12 раз ниже, чем в Китае. Так что перед нами стоит задача адаптировать нашу экономическую  модель к условиям быстроразвивающегося конкурентоспособного окружения. Я бы сказал, в этом – главный урок нынешнего глобального кризиса. И на этом фоне 27 стран ЕС, каждая с собственными политическими пертурбациями и сложностями, сменой правительств в разгар кризиса – смогли остаться единой семьей.